Оригинал взят у 
tatiana_ch в Осторожно: сказка!Нашла здесь - http://tehhi-karamir.livejournal.com/185
Осторожно: сказка!
Относительно кастрации сказок, ныне жутко модной в мамских кругах.
Автор: Марина Наумова
Всегда ли мы, взрослые, задумываемся о том, какую роль играет в становлении личности маленького человечка сказка? Это — основа духовной пищи маленького ребенка, это — неотъемлемая часть фундамента его будущих представлениях о мире, это — совершенно особый язык и особый мир…
На словах пользу сказки сегодня отрицают единицы, и поскольку они являются исключением из правил, а не правилом, останавливаться на этом моменте не стоит. Зато, увы, не меньшим исключением являются люди, действительно понимающие сути и возможности сказки.
Почему об этом стоит говорить? Потому что все мы рассказываем или читаем сказки своим детям. Покупаем книги или достаем с полок те, по которым учились сами много лет назад. Позволяем смотреть любые мультики. И крайне редко при этом задумываемся над смыслом самих сказок и о том, как она влияет на ребенка.
Давайте попробуем в них разобраться.
Достоверно установлена связь между некоторыми основными ценностными установками взрослых людей с тем, какую сказку они больше всего любили в детстве. Соответственно, по любимой когда-то (и обязательно рассказанной или прочитанной много-много раз) сказке можно угадать многие особенности характера человека. В некотором смысле сказка программирует глубинную основу личности.
Вопрос: а на что именно и как программирует?
Главная сила и главная опасность любой сказки состоит в том, что она влияет прямиком на подсознание. Для ребенка сказка — первый источник представлений о том, что есть добро, а что есть зло, не в значении примитивно-бытового «хорошо-плохо» (это ребенок усваивает в повседневном общении с родителями), а именно в морально-этическом плане. Другим способом представления об этих понятиях ребенку дошкольного возраста передать невозможно. Конечно, он может зазубрить определения в виде схемы «добро — это то-то и то-то», но без наглядного (пусть условного) примера, они останутся для него пустыми словами. Психологами проведено немало экспериментов, доказывающих, что даже реальные этические задачи многие дети младшего возраста начинают решать правильно, только если подтолкнуть их к проведению аналогии между поведением положительных и отрицательных героев.
Например, некоему ребенку долго пытаются объяснить, почему нехорошо брать себе слишком много конфет, когда рядом есть другие дети: мол, им будет обидно, и вообще некрасиво тянуть все одеяло на себя, и тэ дэ, и тэ пэ. Ни один из этих аргументов не действует. Пока рядом находятся взрослые, ребенок подчиняется требованию, но стоит экспериментатору сделать вид, что он прекратил наблюдение, как упрямец снова тянет себе столько конфет, сколько хочет. Но после того, как экспериментатор сообщает ему, что он ведет себя как Карабас-Барабас (или любой другой отрицательный сказочный персонаж), в подавляющем большинстве случаев (70-80%) поведение «жадины» резко меняется. Даже без присмотра он начинает делить конфеты поровну — ему не хочется быть «Карабасом-Барабасом». Абстрактное (с его точки зрения) «нехорошо» ему еще непонятно, а вот наглядное, представленное в лице некоего персонажа, активно влияет на его поступки.
Не стоит забывать и о других особенностях детского восприятия. В среднем лет до пяти (некоторые дети и позже) ребенок видит мир не совсем таким, как мы. Многие привычные нам понятия для него чужды, другие оцениваются с нашей точки зрения неадекватно. Например, «смерть». Для ребенка понятия смерти, как таковой еще не существует. В контексте сказочного мира она обычно воспринимается не как нечто непоправимое, а как некое превращение или перерождение. Поэтому некоторые народные сказки могут показаться взрослому гуманисту слишком жестокими, тогда как ребенок не видит в них ничего особенного. Движимый лучшими побуждениями такой взрослый нередко пытается «исправить» сказку и… ничего хорошего из этого, как правило, не выходит. Яркий пример: народная сказка о трех поросятах и ее не менее широко известный литературный «исправленный» аналог. Очень хорошо разбор этого сюжета (точнее — обоих сюжетов, и исконного и переделанного) проведен у М.Максимова. Но чтобы понять суть разницы между двумя вариантами сказки о трех поросятах, хватит элементарных навыков анализа художественного произведения.
Итак, исходный сюжет: есть три поросенка, один из которых только беззаботно развлекается, другой относиться к своей безопасности все же чуть сознательней, но должного усердия не проявляет, а третий строит дом всерьез. И вот, на сцену выходит волк.
В традиционной сказке первый поросенок мгновенно становиться его добычей, чтобы добраться до второго, злодею уже приходиться потрудиться, но спасается только третий, самый ответственный и «взрослый». Мораль сказки: хочешь выжить (= достичь чего-то в жизни = не стать жертвой обстоятельств) — приложи к этому все усилия. Чем больше их приложишь — тем больше у тебя шансов.
В «смягченной и гуманной» сказке поросята-бездельники успевают от волка удрать и в конечном счете прячутся в домике трудолюбивого брата. Мораль? Поневоле приходит на ум неприличная поговорка советских времен: «Хоть работай, хоть сачкуй, все равно…» найдется кто-то, чьими трудами можно воспользоваться. Значит, можно не трудиться. А это — проще и удобней. Значит — ура безответственность, акуна матата! Вот только сомнительно, что когда эта точка зрения проникнет во все души, найдется хоть один «трудолюбивый поросенок», которому взбредет в голову построить надежный дом. И что тогда?
А теперь взглянем на вещи трезво. Что опаснее, а что полезнее для самого ребенка: несколько слезинок, пролитых во время слушания «первозданной» сказки, или заложенный в фундамент его представлений о мире принцип безответственности и иждивенчества?
Да, бесспорно, избыток негативных эмоций не идет маленькому ребенку на пользу. Но полное их отсутствие не менее опасно. Полностью от неприятностей человеку все равно не укрыться, а чем дольше он будет убегать от них, тем хуже ему придется, когда бегство станет невозможным. Не важно, когда именно это произойдет: в школе, или уже во взрослой жизни, но факт: чем меньше человек морально готов к неприятностям, тем более сильную травму он получит при столкновении с ними. А сказки, кстати, даже внешне жестокие, одним своим образным строем смягчают знакомство с темными сторонами жизни. В них все условно, даже самые маленькие дети чувствуют разницу между выдумкой и реальностью, зато усваивают заложенные в сказках принципы так сказать в чистом виде. В большинстве своем — полезные принципы. Если речь идет о традиционной сказке (к таковой можно отнести как народные сказки, так и некоторые литературные, полностью принявшие ее «правила игры»), символический «программный» язык которой отшлифовывался веками.
Но не стоит путать эти сказки со сказками литературными (к ним можно отнести не только «книжные», но и воплощенные в виде мультика). Последние часто пишутся без учета знаний детской психологии. Вот в них можно нарваться на что угодно, в том числе и на откровенно жестокие сцены, способные нанести ребенку серьезную психологическую травму, и на «подпрограммы» еще более опасные, чем в «исправленной» сказке о трех поросятах. И именно их родители должны выбирать с особой осторожностью. По смыслу, по внутренней сути, а не по красивой обложке или отличной мультичной графике.
Итак, как разобраться в сказках?
Начнем с самого простого их разделения по жанрам, направлениям и категориям (которое коротко упоминалось в предыдущей статье).
Есть сказки народные, со своим особым образным строем, создававшимся веками и со своими законами жанра.
Есть сказки литературные. Они могут быть написаны как в виде книги, так и в виде сценария. Мультик или фильм-сказка по отношению к литературной сказке — уже нечто вторичное. С помощью «движущихся картинок» можно воплотить любую разновидность сказки. Меняется лишь материал, способ подачи: в книге — слова, на экране — изображение. Суть сказки остается.
Литературные сказки, в свою очередь, могут также как полностью принимать «условия игры» народной сказки, так и опираться на правила, общие для всей «взрослой» литературы.
Некоторые из современных сказок (то есть — книг или коротких произведений, опубликованных в журналах), строго говоря, сказками вообще не являются. Даже если прибегают к набору персонажей из «обоймы» народной сказки. Хотя критики еще до такого термина не додумались, их жанр можно определить как «учебно-методический» (ближе всего он стоит к научно-популярному, и отличается от него только антуражем). К ним относятся произведения вроде «Путешествие в страну математики». Задача такой псевдосказки — дать ребенку минимальные научные знания о том или ином предмете: математике, геометрии, географии, физике, истории и т.п. А персонажи и слабая видимость сюжета присутствуют исключительно для того, чтобы детям было не скучно читать о том, что у треугольника три угла, а у квадрата — четыре. Изредка встречаются аналогичные рекламные псевдосказки, единственная цель которых — привлечь внимание детей к рекламируемому продукту. К литературе как к искусству ни те, ни другие никакого отношения не имеют. Не стоит путать их с настоящими сказками. Если давать ребенку исключительно произведения «учебно-методического» жанра, он усвоит много полезного. Но — для разума, а не для души. А одно другое никак не заменяет. Поэтому наряду с ними надо читать и настоящие сказки.
Те современные (и не совсем современные) литературные сказки, которые существуют по тем же принципам, что и народные, можно назвать вместе с последними обобщающим словом «традиционные». А литературные сказки, тяготеющие по форме к другим жанрам, для удобства назовем здесь «новыми». Такое разделение — не прихоть. «Правила игры» народных сказок проверены временем. Они полностью соответствуют восприятию ребенка младшего возраста. Дошкольник ориентируется в их условном мире лучше большинства взрослых и даже ухитряется… с помощью того, как именно их читают, понять некоторые психологические процессы в его семье. У М. Максимова например, описан случай, когда родители пятилетнего ребенка собирались развестись и не знали, как ему сообщить о своем решении не травмируя его. Однажды папа читал сказку, вдруг вспомнил о своих делах, и прервал чтение в месте, где на сцену по сюжету вышел волк. Всего лишь. На следующее утро ребенок подошел к маме и спокойно (!) сказал, что знает о том, что папа хочет от них уйти. Он догадался по сказке. Раз папа позволил ему (именно ему, не просто положительному герою) остаться наедине с волком, значит — он уходит. Но сказка сделала свое дело: удар был смягчен. Реальное благодаря ей превратилось в условно-сказочное. Конечно, взрослому эту логику трудно понять. Но ребенок — не взрослый. Он — другой…
Действие традиционной сказки обязательно происходит в каком-нибудь «тридевятом царстве» или «в давние-давние времена». Это — не случайность. Такие фразы с первых же строк как бы задают установку на условность сказочных событий. В литературной сказке можно спокойно заменить тридевятое царство на другую планету так, что она останется традиционной. Если будут соблюдены все остальные условия. Через такие фразы ребенок входит в «поле сказки» и в нем держится, и важно, чтобы ничто его оттуда не «выселило». В народной сказке этого заведомо не произойдет. А вот с литературными — случается.
Значит ли это, что если сказка народная, ее можно давать ребенку не задумываясь? К сожалению, не всегда. В предыдущей статье говорилось об «улучшениях» этих сказок. И сегодня некоторые редакторы охотно нанимают литераторов для все новых и новых их «адаптаций», которые при видимости сохранения правил игры закладывают в них порой очень коварные мины. Чтобы изменить в народной сказке хоть строчку, не испортив все, надо очень хорошо знать ее законы.
Кстати, а почему у людей возникает желание эти сказки менять? Если пронаблюдать, кто чаще всего выдвигает подобные идеи, окажется, что среди этих людей есть журналисты, критики, политики, часто — люди, не имеющие отношения к искусству, но вряд ли вы найдете среди них хоть одного психолога. Любопытный факт, не так ли? Все правильно! Каждый судит со своей колокольни. «Изменяльщики» отталкиваются от идей, но не от понимания, что из себя представляет главный читатель сказок — ребенок. Порой ими движет и просто ограниченность. Видят какой-нибудь третьестепенный момент, но не видят главного.
Очень жалко, что сейчас трудно найти книгу Б. Беттльгейма «Психоанализ сказки». Вот там идет действительно серьезный анализ сочетания «текст сказки – его восприятие ребенком». Вот один из ярких примеров разбора «улучшенной» народной сказки: сказка о Красной Шапочке. В исходном варианте волку не просто разрезают живот, чтобы выпустить Красную Шапочку и ее бабушку, там (ой, какое зверство!) ему в брюхо набивают камни и швыряют в колодец. Посмотришь, вроде бы и впрямь такую жестокость стоит вымарать. Но… Появление живых людей из живота на подсознательном уровне воспринимается как образ… родов. Девочка, растет, становится женщиной, готовится рожать, и тут-то из глубины подсознания может всплыть: «От родов умирают, значит, и я могу умереть». Откуда пришла эта идея, женщина не помнит. Из глубины. Из прошлого. Из давным-давно забытой сказки. Так что, уж если смягчать «Красную Шапочку», то волка с разрезанным животом лучше или уничтожить любым другим способом, или вообще отпустить. Это мы, взрослые, знаем, что с такой раной ему не выжить. Но это не реальный волк. Сказочный. Он даже убитый снова возродиться в новой сказке. Ведь все сказочные волки в восприятии ребенка — это все тот же самый волк. Волк вообще. Не верите? Спросите у ребенка.
Так что при выборе народных сказок надо сперва посмотреть, проходили ли они «адаптацию» (где-нибудь в выходных данных будет стоять это слово или словосочетание «литературная обработка»). А во-вторых, все-таки прочитать.
Сказки веками подготавливали детей к взрослой жизни. Но ведь жизнь несколько веков назад отличалась от нашей. И ценности нашего общества «несколько» отличаются от древних. Старые же сказки призывают юных читателей-слушателей не только к смелости, доброте, трудолюбию, но порой и к безоговорочной покорности. Среди них есть «мальчиковые» и «девчоночьи». Есть «рыцарские-богатырские», но есть и крестьянские, по сути — «рабские». Да, психотравму неизмененные сказки никогда не нанесут, а не слишком пригодную к современности установку задать могут запросто.
Но все-таки осторожней всего надо относиться к «новым» сказкам. Их очень много и они — очень разные. В лучшем (относительно лучшем!) случае мы можем столкнуться с красиво иллюстрированной, но совершенно бессодержательной вещью. Яркий образец литературы подобного рода — широко разрекламированная сказка Мадонны. Она просто никакая. Жвачка для мозгов. Бесполезная, но, к счастью, и не вредная.
В традиционной сказке условно все. «Новая» сказка почти всегда претендует на большую реалистичность. Она может спокойно смешивать релаьность и выдумку. У дошкольников сказка, в которой свалены в кучу типично сказочные и жизненные реалии, способна привести к тяжелой психологической травме. Их представления о том, что может быть, а что — не может, и так нестойкие, и подобное смешение способно их дезориентировать. Но не всегда. Все зависит от того, каков по характеру сказочный компонент или персонаж. Цветик-семицветик, исполнитель желаний — это нормально. Говорящие звери — тоже. Карлсон — тем более. Дети сами в большинстве своем придумывают себе сказочных приятелей. А вот если в мир с компьютерами и троллейбусами затесывается настоящий опасный сказочный злодей, победить которого может только крутой герой… Тут уж придется радоваться, если все обойдется парой бессонных ночей. Чудовищ-то дети тоже себе выдумывают, но почти всегда оставляют себе какую-нибудь лазейку. Их монстры — личные монстры, в комплекте с ними обычно имеется доступный им способ защиты: закрыться одеялом, сложить пальцы особыми способом и так далее. А «крутого героя» в карман не положишь.
Правда, из этого не следует, что «реалистические» сказки со злодеями вообще плохи. От них надо беречь только маленьких детей. В более позднем возрасте боятся подобных смешений не надо. Школьник — еще не взрослый, но он уже сильно отличается от себя пятилетнего. Он выпал из «поля традиционной сказки» и воспринимает ее почти как мы, только более эмоционально. И чем старше он становится, тем больше при чтении участвует разум, и тем меньше — подсознание. Здесь надо осторожничать с другим: с эмоциональностью сцен. Некоторые могут потрясти ребенка-школьника сильней, чем следовало. «Гарри Поттер и Тайная комната» — для среднего школьного возраста, а не для младшего, да и из «младших средних» ее стоит давать не всем.
Да, вот уж какую книгу и хвалили, и ругали все, кому не лень! Часто — зря. Книга как раз неплохая (смотря в каком возрасте ее давать), но может послужить иллюстрацией к другому полезному совету. Некоторые книжки надо ПОМОГАТЬ читать. В Гарри Потере много хороших и нужных идей, но они часто теряются на фоне ярких и захватывающих приключений. Ребенок может их не заметить без подсказки старшего. Например, визиты Гарри к зеркалу в первой книге цикла: аллегорическая идея выбора между реальным и воображаемым. Идея, что «не важно, кем ты родился, а важно, что ты сам можешь выбирать каким быть» во второй книге. То есть, «Гарри Поттера» стоит читать не раньше, чем с 10-11 лет и, желательно — вместе со взрослыми.
Хуже, когда «новая сказка» использует атрибутику традиционной сказки, ее персонажей, часть образного стоя и выворачивает все наизнанку. На таких книжках или фильмах хотелось бы видеть ограничивающий знак: детям младше 10 лет читать/смотреть воспрещается. Даже если идея вещи с точки зрения взрослого выглядит невинной или хорошей, а жанр вроде как юмористический. Яркий пример такого произведения — знаменитый «Шрек». В некотором смысле его стоит признать классикой антисказки. Этот мультик с удовольствием смотрят подростки и даже некоторые взрослые. Стильно. Смешно. Даже идея вроде как неплохая задекларирована. Это все ничего. Взрослые и подростки пусть смотрят на здоровье. Но только дошкольников, которые тоже могут с удовольствием понаблюдать за приключениями людоеда, лучше к экрану не подпускать. Потому что на привычном им сказочном языке слова «красивый» и «хороший» выступают синонимами, а идея «все хороши независимо от внешности» в этом возрасте еще не воспринимается. На уровне психологической кодировки, идея мультика трансформируется в «чтобы быть счастливым, не обязательно быть хорошим». И это — даже если забыть о мелочах, вроде забытого в луже пряничного человечка, вульгарных пуканий в теоретически героический момент и такое прочее. Пародии адекватно начинают воспринимать уже в подростковом возрасте. И то не все. А обесценивание ценностей ради «хи-хи» и в этом возрасте не полезна.
Другой вопрос: а почему так много «опасных» сказок? Ответ-вопрос: а кто и как им дает добро?
К сожалению, и издательства, и литературные критики подходят к сказкам каждый со своей «кочки зрения» (вкус, эстетические взгляды, политика издательства и т.п.), забывая, что перед ними — мощнейший педагогический инструмент. И если издателей еще можно как-то понять (коммерция есть коммерция, главный их интерес в том, чтобы книга не была убыточной, а понять — еще не значит оправдать), то высказывания некоторых литературных критиков (а ведь авторы во многом ориентируются на них) просто не лезут ни в какие ворота. И не потому, что критики плохо знают свое дело. Отнюдь. Литературоведение, теорию литературы и стилистику они знают отменно, зато в большинстве своем не имеют ни малейшего представления о педагогике и возрастной психологии, без чего адекватно оценить детское произведение невозможно. Часто они попросту не понимают принципиальной разницы между взрослым человеком с давно сформировавшейся личностью и ребенком.
Спору нет: художественно-эстетическая составляющая сказки очень важна, и полностью игнорировать этот вопрос нельзя. Но все-таки при оценке сказки на первом месте должен стоять вопрос о ее содержании. Сказка, написанная талантливо с художественной точки зрения, но не учитывающая особенностей детской психологии, (в большей степени, чем любой другой жанр) может нанести ребенку чудовищный вред. Как ни парадоксально — вред, прямо пропорциональный талантливости. Плохо написанная сказка вне зависимости от содержания не произведет на ребенка сильного впечатления, не поразит, не впечатлит, иными словами — не окажет существенного влияния на его личность.
Что, зная это, можно сказать о критиках, называющих ДОСТОИНСТВОМ некоторых литературных сказок отсутствие морализаторства и нравоучений?! Истинная сказка — это сама мораль, переданная через образы персонажей.
Многие критики (и редакторы) требуют достоверности. И зря. Излишняя достоверность, как уже говорилось выше, чревата размыванием границ у дошкольников между реальностью и выдумкой. Достоверность сказки не совпадает с достоверностью факта. Логика сказки имеет мало общего с наукой «формальная логика». Ее не может испортить никакой «рояль в кустах». Напротив: подобные «рояли» в ней просто обязаны появляться по мере необходимости. В традиционной сказке все: и время, и пространство, и вероятность — управляются совсем иными законами и призваны опять-таки обслуживать основную идею. Вопрос «Какова вероятность что такое-то событие может произойти?» согласно правилам ее игры не существенен. Для идеи нужно, чтоб нечто произошло, или чтобы появился какой-то предмет — значит, так оно и будет. Вовремя выскочит из кустов нужный подсказчик, спустятся на полянку жар-птицы, или появиться из земли рукоятка меча. Вопрос «Как это могло быть?» не задается, а вопрос «Почему?» опять-таки отсылает к идейной сфере и может быть заменен вопросом «За что?». Иногда, чтобы заполучить искомое, герой должен совершить определенные действия: блеснуть храбростью, проявить доброту, трудолюбие (или что там еще от него требуется), но связь между его поступками и результатом остается волшебной, мистической: «Заслужил — получил». Это реальным людям глупо надеяться что после любого правильного поступка награда сама упадет с неба — но для сказочных героев такое положение вещей является нормой. Таковы правила игры. Это то, что делает сказку сказкой.
Не стоит искать «взрослой» достоверности и в образах сказочных персонажей. Они изначально не предназначены изображать из себя реальных людей.
Но многие авторы идут за критиками, и в детских сказках порой выглядывает такой мерзкий натурализм, от которого и взрослому блевать захочется.
Другим сомнительным «достоинством» с точки зрения некоторых критиков является неоднозначность, или отсутствие черно-белости в оценках героев и их поступков. Да, для человека взрослого деление персонажей на «положительных» и «отрицательных» — позавчерашний день. Конечно, все умные люди осознают, что наш мир сложен, неоднозначен, в нем много сложных и даже неразрешимых проблем, но… Стоит ли заставлять человека решать задачи из высшей математики, если он еще не усвоил простейших правил арифметики?! Подобное «завышение планки» для неокрепшей психики ребенка представляет собой реальную угрозу, и это — не преувеличение. Кто сомневается, пусть пообщается с невропатологами и психотерапевтами. До определенного возраста (до 5 лет, а у некоторых детей и до 7-8 лет), пока идет формирование самих понятий «добро-зло», все должно быть четким и однозначным. Добро — это добро, а не что-то другое. Никаких «меньших из зол» существовать не должно. Добро обязано непременно побеждать зло, и желательно, — раз и навсегда. Если этого в сказке нет, дети испытывают чувство неуверенности и растерянности. Вот уже после того, как представления ребенка о мире устоятся — другое дело. И то не стоит сходу объявлять белое черным и наоборот, чтобы не вызвать шока. К пониманию относительности и сложности этих категорий надо переходить постепенно (Отдельный вопрос: а надо ли, и если надо — то насколько? Грань между гибкостью и беспринципностью очень тонка!).
Поэтому надо всегда задавать вопрос: а на детей какого возраста рассчитана та или иная сказка? Насколько она соответствует уровню его психологического, интеллектуального и эмоционального развития? (Родителям, кстати, желательно научиться делать поправку еще и на индивидуальные особенности их ребенка, прежде чем давать ему ту или иную книгу) Если она опережает или отстает всего на полшага — не страшно. Но если на десять — пожалейте ребенка!
Оригинальный текст
От себя добавлю: в этой статье последствия употребления неправильных сказок конечно несколько утрированы, но тем не менее всё выше изложенное актуально. Товарищи родители, не увлекайтесь, то что вам кажеться лучшим порой смертельный враг действительно хорошего, проверенного веками и очень нужного для становления души ваших детей.
tatiana_ch в Осторожно: сказка!Нашла здесь - http://tehhi-karamir.livejournal.com/185Осторожно: сказка!
Относительно кастрации сказок, ныне жутко модной в мамских кругах.
Автор: Марина Наумова
Всегда ли мы, взрослые, задумываемся о том, какую роль играет в становлении личности маленького человечка сказка? Это — основа духовной пищи маленького ребенка, это — неотъемлемая часть фундамента его будущих представлениях о мире, это — совершенно особый язык и особый мир…
На словах пользу сказки сегодня отрицают единицы, и поскольку они являются исключением из правил, а не правилом, останавливаться на этом моменте не стоит. Зато, увы, не меньшим исключением являются люди, действительно понимающие сути и возможности сказки.
Почему об этом стоит говорить? Потому что все мы рассказываем или читаем сказки своим детям. Покупаем книги или достаем с полок те, по которым учились сами много лет назад. Позволяем смотреть любые мультики. И крайне редко при этом задумываемся над смыслом самих сказок и о том, как она влияет на ребенка.
Давайте попробуем в них разобраться.
Достоверно установлена связь между некоторыми основными ценностными установками взрослых людей с тем, какую сказку они больше всего любили в детстве. Соответственно, по любимой когда-то (и обязательно рассказанной или прочитанной много-много раз) сказке можно угадать многие особенности характера человека. В некотором смысле сказка программирует глубинную основу личности.
Вопрос: а на что именно и как программирует?
Главная сила и главная опасность любой сказки состоит в том, что она влияет прямиком на подсознание. Для ребенка сказка — первый источник представлений о том, что есть добро, а что есть зло, не в значении примитивно-бытового «хорошо-плохо» (это ребенок усваивает в повседневном общении с родителями), а именно в морально-этическом плане. Другим способом представления об этих понятиях ребенку дошкольного возраста передать невозможно. Конечно, он может зазубрить определения в виде схемы «добро — это то-то и то-то», но без наглядного (пусть условного) примера, они останутся для него пустыми словами. Психологами проведено немало экспериментов, доказывающих, что даже реальные этические задачи многие дети младшего возраста начинают решать правильно, только если подтолкнуть их к проведению аналогии между поведением положительных и отрицательных героев.
Например, некоему ребенку долго пытаются объяснить, почему нехорошо брать себе слишком много конфет, когда рядом есть другие дети: мол, им будет обидно, и вообще некрасиво тянуть все одеяло на себя, и тэ дэ, и тэ пэ. Ни один из этих аргументов не действует. Пока рядом находятся взрослые, ребенок подчиняется требованию, но стоит экспериментатору сделать вид, что он прекратил наблюдение, как упрямец снова тянет себе столько конфет, сколько хочет. Но после того, как экспериментатор сообщает ему, что он ведет себя как Карабас-Барабас (или любой другой отрицательный сказочный персонаж), в подавляющем большинстве случаев (70-80%) поведение «жадины» резко меняется. Даже без присмотра он начинает делить конфеты поровну — ему не хочется быть «Карабасом-Барабасом». Абстрактное (с его точки зрения) «нехорошо» ему еще непонятно, а вот наглядное, представленное в лице некоего персонажа, активно влияет на его поступки.
Не стоит забывать и о других особенностях детского восприятия. В среднем лет до пяти (некоторые дети и позже) ребенок видит мир не совсем таким, как мы. Многие привычные нам понятия для него чужды, другие оцениваются с нашей точки зрения неадекватно. Например, «смерть». Для ребенка понятия смерти, как таковой еще не существует. В контексте сказочного мира она обычно воспринимается не как нечто непоправимое, а как некое превращение или перерождение. Поэтому некоторые народные сказки могут показаться взрослому гуманисту слишком жестокими, тогда как ребенок не видит в них ничего особенного. Движимый лучшими побуждениями такой взрослый нередко пытается «исправить» сказку и… ничего хорошего из этого, как правило, не выходит. Яркий пример: народная сказка о трех поросятах и ее не менее широко известный литературный «исправленный» аналог. Очень хорошо разбор этого сюжета (точнее — обоих сюжетов, и исконного и переделанного) проведен у М.Максимова. Но чтобы понять суть разницы между двумя вариантами сказки о трех поросятах, хватит элементарных навыков анализа художественного произведения.
Итак, исходный сюжет: есть три поросенка, один из которых только беззаботно развлекается, другой относиться к своей безопасности все же чуть сознательней, но должного усердия не проявляет, а третий строит дом всерьез. И вот, на сцену выходит волк.
В традиционной сказке первый поросенок мгновенно становиться его добычей, чтобы добраться до второго, злодею уже приходиться потрудиться, но спасается только третий, самый ответственный и «взрослый». Мораль сказки: хочешь выжить (= достичь чего-то в жизни = не стать жертвой обстоятельств) — приложи к этому все усилия. Чем больше их приложишь — тем больше у тебя шансов.
В «смягченной и гуманной» сказке поросята-бездельники успевают от волка удрать и в конечном счете прячутся в домике трудолюбивого брата. Мораль? Поневоле приходит на ум неприличная поговорка советских времен: «Хоть работай, хоть сачкуй, все равно…» найдется кто-то, чьими трудами можно воспользоваться. Значит, можно не трудиться. А это — проще и удобней. Значит — ура безответственность, акуна матата! Вот только сомнительно, что когда эта точка зрения проникнет во все души, найдется хоть один «трудолюбивый поросенок», которому взбредет в голову построить надежный дом. И что тогда?
А теперь взглянем на вещи трезво. Что опаснее, а что полезнее для самого ребенка: несколько слезинок, пролитых во время слушания «первозданной» сказки, или заложенный в фундамент его представлений о мире принцип безответственности и иждивенчества?
Да, бесспорно, избыток негативных эмоций не идет маленькому ребенку на пользу. Но полное их отсутствие не менее опасно. Полностью от неприятностей человеку все равно не укрыться, а чем дольше он будет убегать от них, тем хуже ему придется, когда бегство станет невозможным. Не важно, когда именно это произойдет: в школе, или уже во взрослой жизни, но факт: чем меньше человек морально готов к неприятностям, тем более сильную травму он получит при столкновении с ними. А сказки, кстати, даже внешне жестокие, одним своим образным строем смягчают знакомство с темными сторонами жизни. В них все условно, даже самые маленькие дети чувствуют разницу между выдумкой и реальностью, зато усваивают заложенные в сказках принципы так сказать в чистом виде. В большинстве своем — полезные принципы. Если речь идет о традиционной сказке (к таковой можно отнести как народные сказки, так и некоторые литературные, полностью принявшие ее «правила игры»), символический «программный» язык которой отшлифовывался веками.
Но не стоит путать эти сказки со сказками литературными (к ним можно отнести не только «книжные», но и воплощенные в виде мультика). Последние часто пишутся без учета знаний детской психологии. Вот в них можно нарваться на что угодно, в том числе и на откровенно жестокие сцены, способные нанести ребенку серьезную психологическую травму, и на «подпрограммы» еще более опасные, чем в «исправленной» сказке о трех поросятах. И именно их родители должны выбирать с особой осторожностью. По смыслу, по внутренней сути, а не по красивой обложке или отличной мультичной графике.
Итак, как разобраться в сказках?
Начнем с самого простого их разделения по жанрам, направлениям и категориям (которое коротко упоминалось в предыдущей статье).
Есть сказки народные, со своим особым образным строем, создававшимся веками и со своими законами жанра.
Есть сказки литературные. Они могут быть написаны как в виде книги, так и в виде сценария. Мультик или фильм-сказка по отношению к литературной сказке — уже нечто вторичное. С помощью «движущихся картинок» можно воплотить любую разновидность сказки. Меняется лишь материал, способ подачи: в книге — слова, на экране — изображение. Суть сказки остается.
Литературные сказки, в свою очередь, могут также как полностью принимать «условия игры» народной сказки, так и опираться на правила, общие для всей «взрослой» литературы.
Некоторые из современных сказок (то есть — книг или коротких произведений, опубликованных в журналах), строго говоря, сказками вообще не являются. Даже если прибегают к набору персонажей из «обоймы» народной сказки. Хотя критики еще до такого термина не додумались, их жанр можно определить как «учебно-методический» (ближе всего он стоит к научно-популярному, и отличается от него только антуражем). К ним относятся произведения вроде «Путешествие в страну математики». Задача такой псевдосказки — дать ребенку минимальные научные знания о том или ином предмете: математике, геометрии, географии, физике, истории и т.п. А персонажи и слабая видимость сюжета присутствуют исключительно для того, чтобы детям было не скучно читать о том, что у треугольника три угла, а у квадрата — четыре. Изредка встречаются аналогичные рекламные псевдосказки, единственная цель которых — привлечь внимание детей к рекламируемому продукту. К литературе как к искусству ни те, ни другие никакого отношения не имеют. Не стоит путать их с настоящими сказками. Если давать ребенку исключительно произведения «учебно-методического» жанра, он усвоит много полезного. Но — для разума, а не для души. А одно другое никак не заменяет. Поэтому наряду с ними надо читать и настоящие сказки.
Те современные (и не совсем современные) литературные сказки, которые существуют по тем же принципам, что и народные, можно назвать вместе с последними обобщающим словом «традиционные». А литературные сказки, тяготеющие по форме к другим жанрам, для удобства назовем здесь «новыми». Такое разделение — не прихоть. «Правила игры» народных сказок проверены временем. Они полностью соответствуют восприятию ребенка младшего возраста. Дошкольник ориентируется в их условном мире лучше большинства взрослых и даже ухитряется… с помощью того, как именно их читают, понять некоторые психологические процессы в его семье. У М. Максимова например, описан случай, когда родители пятилетнего ребенка собирались развестись и не знали, как ему сообщить о своем решении не травмируя его. Однажды папа читал сказку, вдруг вспомнил о своих делах, и прервал чтение в месте, где на сцену по сюжету вышел волк. Всего лишь. На следующее утро ребенок подошел к маме и спокойно (!) сказал, что знает о том, что папа хочет от них уйти. Он догадался по сказке. Раз папа позволил ему (именно ему, не просто положительному герою) остаться наедине с волком, значит — он уходит. Но сказка сделала свое дело: удар был смягчен. Реальное благодаря ей превратилось в условно-сказочное. Конечно, взрослому эту логику трудно понять. Но ребенок — не взрослый. Он — другой…
Действие традиционной сказки обязательно происходит в каком-нибудь «тридевятом царстве» или «в давние-давние времена». Это — не случайность. Такие фразы с первых же строк как бы задают установку на условность сказочных событий. В литературной сказке можно спокойно заменить тридевятое царство на другую планету так, что она останется традиционной. Если будут соблюдены все остальные условия. Через такие фразы ребенок входит в «поле сказки» и в нем держится, и важно, чтобы ничто его оттуда не «выселило». В народной сказке этого заведомо не произойдет. А вот с литературными — случается.
Значит ли это, что если сказка народная, ее можно давать ребенку не задумываясь? К сожалению, не всегда. В предыдущей статье говорилось об «улучшениях» этих сказок. И сегодня некоторые редакторы охотно нанимают литераторов для все новых и новых их «адаптаций», которые при видимости сохранения правил игры закладывают в них порой очень коварные мины. Чтобы изменить в народной сказке хоть строчку, не испортив все, надо очень хорошо знать ее законы.
Кстати, а почему у людей возникает желание эти сказки менять? Если пронаблюдать, кто чаще всего выдвигает подобные идеи, окажется, что среди этих людей есть журналисты, критики, политики, часто — люди, не имеющие отношения к искусству, но вряд ли вы найдете среди них хоть одного психолога. Любопытный факт, не так ли? Все правильно! Каждый судит со своей колокольни. «Изменяльщики» отталкиваются от идей, но не от понимания, что из себя представляет главный читатель сказок — ребенок. Порой ими движет и просто ограниченность. Видят какой-нибудь третьестепенный момент, но не видят главного.
Очень жалко, что сейчас трудно найти книгу Б. Беттльгейма «Психоанализ сказки». Вот там идет действительно серьезный анализ сочетания «текст сказки – его восприятие ребенком». Вот один из ярких примеров разбора «улучшенной» народной сказки: сказка о Красной Шапочке. В исходном варианте волку не просто разрезают живот, чтобы выпустить Красную Шапочку и ее бабушку, там (ой, какое зверство!) ему в брюхо набивают камни и швыряют в колодец. Посмотришь, вроде бы и впрямь такую жестокость стоит вымарать. Но… Появление живых людей из живота на подсознательном уровне воспринимается как образ… родов. Девочка, растет, становится женщиной, готовится рожать, и тут-то из глубины подсознания может всплыть: «От родов умирают, значит, и я могу умереть». Откуда пришла эта идея, женщина не помнит. Из глубины. Из прошлого. Из давным-давно забытой сказки. Так что, уж если смягчать «Красную Шапочку», то волка с разрезанным животом лучше или уничтожить любым другим способом, или вообще отпустить. Это мы, взрослые, знаем, что с такой раной ему не выжить. Но это не реальный волк. Сказочный. Он даже убитый снова возродиться в новой сказке. Ведь все сказочные волки в восприятии ребенка — это все тот же самый волк. Волк вообще. Не верите? Спросите у ребенка.
Так что при выборе народных сказок надо сперва посмотреть, проходили ли они «адаптацию» (где-нибудь в выходных данных будет стоять это слово или словосочетание «литературная обработка»). А во-вторых, все-таки прочитать.
Сказки веками подготавливали детей к взрослой жизни. Но ведь жизнь несколько веков назад отличалась от нашей. И ценности нашего общества «несколько» отличаются от древних. Старые же сказки призывают юных читателей-слушателей не только к смелости, доброте, трудолюбию, но порой и к безоговорочной покорности. Среди них есть «мальчиковые» и «девчоночьи». Есть «рыцарские-богатырские», но есть и крестьянские, по сути — «рабские». Да, психотравму неизмененные сказки никогда не нанесут, а не слишком пригодную к современности установку задать могут запросто.
Но все-таки осторожней всего надо относиться к «новым» сказкам. Их очень много и они — очень разные. В лучшем (относительно лучшем!) случае мы можем столкнуться с красиво иллюстрированной, но совершенно бессодержательной вещью. Яркий образец литературы подобного рода — широко разрекламированная сказка Мадонны. Она просто никакая. Жвачка для мозгов. Бесполезная, но, к счастью, и не вредная.
В традиционной сказке условно все. «Новая» сказка почти всегда претендует на большую реалистичность. Она может спокойно смешивать релаьность и выдумку. У дошкольников сказка, в которой свалены в кучу типично сказочные и жизненные реалии, способна привести к тяжелой психологической травме. Их представления о том, что может быть, а что — не может, и так нестойкие, и подобное смешение способно их дезориентировать. Но не всегда. Все зависит от того, каков по характеру сказочный компонент или персонаж. Цветик-семицветик, исполнитель желаний — это нормально. Говорящие звери — тоже. Карлсон — тем более. Дети сами в большинстве своем придумывают себе сказочных приятелей. А вот если в мир с компьютерами и троллейбусами затесывается настоящий опасный сказочный злодей, победить которого может только крутой герой… Тут уж придется радоваться, если все обойдется парой бессонных ночей. Чудовищ-то дети тоже себе выдумывают, но почти всегда оставляют себе какую-нибудь лазейку. Их монстры — личные монстры, в комплекте с ними обычно имеется доступный им способ защиты: закрыться одеялом, сложить пальцы особыми способом и так далее. А «крутого героя» в карман не положишь.
Правда, из этого не следует, что «реалистические» сказки со злодеями вообще плохи. От них надо беречь только маленьких детей. В более позднем возрасте боятся подобных смешений не надо. Школьник — еще не взрослый, но он уже сильно отличается от себя пятилетнего. Он выпал из «поля традиционной сказки» и воспринимает ее почти как мы, только более эмоционально. И чем старше он становится, тем больше при чтении участвует разум, и тем меньше — подсознание. Здесь надо осторожничать с другим: с эмоциональностью сцен. Некоторые могут потрясти ребенка-школьника сильней, чем следовало. «Гарри Поттер и Тайная комната» — для среднего школьного возраста, а не для младшего, да и из «младших средних» ее стоит давать не всем.
Да, вот уж какую книгу и хвалили, и ругали все, кому не лень! Часто — зря. Книга как раз неплохая (смотря в каком возрасте ее давать), но может послужить иллюстрацией к другому полезному совету. Некоторые книжки надо ПОМОГАТЬ читать. В Гарри Потере много хороших и нужных идей, но они часто теряются на фоне ярких и захватывающих приключений. Ребенок может их не заметить без подсказки старшего. Например, визиты Гарри к зеркалу в первой книге цикла: аллегорическая идея выбора между реальным и воображаемым. Идея, что «не важно, кем ты родился, а важно, что ты сам можешь выбирать каким быть» во второй книге. То есть, «Гарри Поттера» стоит читать не раньше, чем с 10-11 лет и, желательно — вместе со взрослыми.
Хуже, когда «новая сказка» использует атрибутику традиционной сказки, ее персонажей, часть образного стоя и выворачивает все наизнанку. На таких книжках или фильмах хотелось бы видеть ограничивающий знак: детям младше 10 лет читать/смотреть воспрещается. Даже если идея вещи с точки зрения взрослого выглядит невинной или хорошей, а жанр вроде как юмористический. Яркий пример такого произведения — знаменитый «Шрек». В некотором смысле его стоит признать классикой антисказки. Этот мультик с удовольствием смотрят подростки и даже некоторые взрослые. Стильно. Смешно. Даже идея вроде как неплохая задекларирована. Это все ничего. Взрослые и подростки пусть смотрят на здоровье. Но только дошкольников, которые тоже могут с удовольствием понаблюдать за приключениями людоеда, лучше к экрану не подпускать. Потому что на привычном им сказочном языке слова «красивый» и «хороший» выступают синонимами, а идея «все хороши независимо от внешности» в этом возрасте еще не воспринимается. На уровне психологической кодировки, идея мультика трансформируется в «чтобы быть счастливым, не обязательно быть хорошим». И это — даже если забыть о мелочах, вроде забытого в луже пряничного человечка, вульгарных пуканий в теоретически героический момент и такое прочее. Пародии адекватно начинают воспринимать уже в подростковом возрасте. И то не все. А обесценивание ценностей ради «хи-хи» и в этом возрасте не полезна.
Другой вопрос: а почему так много «опасных» сказок? Ответ-вопрос: а кто и как им дает добро?
К сожалению, и издательства, и литературные критики подходят к сказкам каждый со своей «кочки зрения» (вкус, эстетические взгляды, политика издательства и т.п.), забывая, что перед ними — мощнейший педагогический инструмент. И если издателей еще можно как-то понять (коммерция есть коммерция, главный их интерес в том, чтобы книга не была убыточной, а понять — еще не значит оправдать), то высказывания некоторых литературных критиков (а ведь авторы во многом ориентируются на них) просто не лезут ни в какие ворота. И не потому, что критики плохо знают свое дело. Отнюдь. Литературоведение, теорию литературы и стилистику они знают отменно, зато в большинстве своем не имеют ни малейшего представления о педагогике и возрастной психологии, без чего адекватно оценить детское произведение невозможно. Часто они попросту не понимают принципиальной разницы между взрослым человеком с давно сформировавшейся личностью и ребенком.
Спору нет: художественно-эстетическая составляющая сказки очень важна, и полностью игнорировать этот вопрос нельзя. Но все-таки при оценке сказки на первом месте должен стоять вопрос о ее содержании. Сказка, написанная талантливо с художественной точки зрения, но не учитывающая особенностей детской психологии, (в большей степени, чем любой другой жанр) может нанести ребенку чудовищный вред. Как ни парадоксально — вред, прямо пропорциональный талантливости. Плохо написанная сказка вне зависимости от содержания не произведет на ребенка сильного впечатления, не поразит, не впечатлит, иными словами — не окажет существенного влияния на его личность.
Что, зная это, можно сказать о критиках, называющих ДОСТОИНСТВОМ некоторых литературных сказок отсутствие морализаторства и нравоучений?! Истинная сказка — это сама мораль, переданная через образы персонажей.
Многие критики (и редакторы) требуют достоверности. И зря. Излишняя достоверность, как уже говорилось выше, чревата размыванием границ у дошкольников между реальностью и выдумкой. Достоверность сказки не совпадает с достоверностью факта. Логика сказки имеет мало общего с наукой «формальная логика». Ее не может испортить никакой «рояль в кустах». Напротив: подобные «рояли» в ней просто обязаны появляться по мере необходимости. В традиционной сказке все: и время, и пространство, и вероятность — управляются совсем иными законами и призваны опять-таки обслуживать основную идею. Вопрос «Какова вероятность что такое-то событие может произойти?» согласно правилам ее игры не существенен. Для идеи нужно, чтоб нечто произошло, или чтобы появился какой-то предмет — значит, так оно и будет. Вовремя выскочит из кустов нужный подсказчик, спустятся на полянку жар-птицы, или появиться из земли рукоятка меча. Вопрос «Как это могло быть?» не задается, а вопрос «Почему?» опять-таки отсылает к идейной сфере и может быть заменен вопросом «За что?». Иногда, чтобы заполучить искомое, герой должен совершить определенные действия: блеснуть храбростью, проявить доброту, трудолюбие (или что там еще от него требуется), но связь между его поступками и результатом остается волшебной, мистической: «Заслужил — получил». Это реальным людям глупо надеяться что после любого правильного поступка награда сама упадет с неба — но для сказочных героев такое положение вещей является нормой. Таковы правила игры. Это то, что делает сказку сказкой.
Не стоит искать «взрослой» достоверности и в образах сказочных персонажей. Они изначально не предназначены изображать из себя реальных людей.
Но многие авторы идут за критиками, и в детских сказках порой выглядывает такой мерзкий натурализм, от которого и взрослому блевать захочется.
Другим сомнительным «достоинством» с точки зрения некоторых критиков является неоднозначность, или отсутствие черно-белости в оценках героев и их поступков. Да, для человека взрослого деление персонажей на «положительных» и «отрицательных» — позавчерашний день. Конечно, все умные люди осознают, что наш мир сложен, неоднозначен, в нем много сложных и даже неразрешимых проблем, но… Стоит ли заставлять человека решать задачи из высшей математики, если он еще не усвоил простейших правил арифметики?! Подобное «завышение планки» для неокрепшей психики ребенка представляет собой реальную угрозу, и это — не преувеличение. Кто сомневается, пусть пообщается с невропатологами и психотерапевтами. До определенного возраста (до 5 лет, а у некоторых детей и до 7-8 лет), пока идет формирование самих понятий «добро-зло», все должно быть четким и однозначным. Добро — это добро, а не что-то другое. Никаких «меньших из зол» существовать не должно. Добро обязано непременно побеждать зло, и желательно, — раз и навсегда. Если этого в сказке нет, дети испытывают чувство неуверенности и растерянности. Вот уже после того, как представления ребенка о мире устоятся — другое дело. И то не стоит сходу объявлять белое черным и наоборот, чтобы не вызвать шока. К пониманию относительности и сложности этих категорий надо переходить постепенно (Отдельный вопрос: а надо ли, и если надо — то насколько? Грань между гибкостью и беспринципностью очень тонка!).
Поэтому надо всегда задавать вопрос: а на детей какого возраста рассчитана та или иная сказка? Насколько она соответствует уровню его психологического, интеллектуального и эмоционального развития? (Родителям, кстати, желательно научиться делать поправку еще и на индивидуальные особенности их ребенка, прежде чем давать ему ту или иную книгу) Если она опережает или отстает всего на полшага — не страшно. Но если на десять — пожалейте ребенка!
Оригинальный текст
От себя добавлю: в этой статье последствия употребления неправильных сказок конечно несколько утрированы, но тем не менее всё выше изложенное актуально. Товарищи родители, не увлекайтесь, то что вам кажеться лучшим порой смертельный враг действительно хорошего, проверенного веками и очень нужного для становления души ваших детей.
Комментариев нет:
Отправить комментарий